Барти опустил глаза.
— Поэтому я хочу, девочки, чтобы у каждой из вас был артефакт, который подаст мне сигнал, если с вами что-нибудь случится. Думаю, вы понимаете, что меня могут принудить поступить каким-либо образом, шантажируя вами.
Мэгги коротко вздохнула. Видимо, для нее было шоком, что такой важный человек, как мой дед, заботился и о ней. И его можно шантажировать, угрожая ей.
— Сэр, — медленно проговорила я, — а где можно узнать все про Турнир, который сейчас происходит в Хогвартсе? Может ли он служить инициацией? Или подготовкой к какому-либо ритуалу?
Дед откинулся в кресле.
— На основании чего ты делаешь такие выводы, Гермиона?
— Поттера ввели в Турнир против правил. До этого Турнир не проводился несколько веков. С некоторой натяжкой можно предположить, что Поттер и Турнир связаны между собой.
Дед кивнул.
— Первое испытание — драконы, а это огонь. Второе, скорее всего, связано с водой, вопли из золотого яйца похожи на пение русалок на человеческом языке. Насчет третьего я пока не уверена, но в ритуалах часто используют лабиринт. Значит, в конце будет что-то еще. А раз Поттера так нагло впихнули в Турнир, то именно он и придет к финишу первым. Вернее, его к нему приведут.
— Гарри сказал, что ему намекали использовать метлу, — тихо сказала Мэгги, — прямо советовали. Ведь он хорошо летает. Это было бы намного опаснее того заклинания, что он использовал, конечно. Но я хочу сказать, что ему подсказывали.
— Кто подсказывал? — спросил дед.
Она покачала головой.
— Я не стала выспрашивать.
Это было разумно с ее стороны. Некоторые вопросы задавать не стоило.
— А из-за этого артефактного глаза к нам не могли лезть? — спросила я. — Хотя глаз — это не главное. Сэр, как можно установить, что человек жив? Это очень важно.
— Я уже думал об этом, — вздохнул дед, — слишком мало информации.
— Это может быть какая-то моя вещь, — сказал Барти, — что-то, что принадлежало мне. Что-то… Мерлин…
Дед удивленно повернулся к нему.
— Футы и футы пергамента, исписанного моей рукой. Колдографии. Помнишь, ты рассказывал, что у магглов даже услуга есть: люди с необычными способностями могут определить по фото, жив человек или нет. Может быть, и по колдофото это можно?
— Я спрошу, — проговорил дед. — И как раньше в голову не пришло? У кого могут быть твои снимки? Хотя… нужно еще, чтобы этот маг знал про наработки магглов. А это… это Дамблдор. Он может что-то узнать от магглорожденных. И использовать. Но… что же делать?
— Мы привыкли оберегать волосы, частицы кожи, ногти, телесные жидкости, — пробормотал Барти, — и забыли об изображениях. Хотя о портретах помним. А вот об обычных снимках, которых у каждого множество... Как все просто! До ужаса просто!
— Мы же не можем уничтожить все твои колдографии, — сказала я, — то есть, разорить школьный архив, конечно, можно. Но в кабинет директора нам хода нет. А ему и одной колдографии хватит. Разве что они как-то уничтожаются при ритуале.
— Значит, он все время знал, — тихо проговорил дед, — засек меня с чем-то. И ждал. Терпеливо ждал. Тварь. А теперь ему зачем-то нужен Барти. Неужели для этой безумной постановки с Поттером?
Барти тяжело вздохнул.
— Ты этот глаз исследовал? — спросила я. — Это действительно протез? Просто странно, что если это протез, то он существует в единственном экземпляре.
Барти с благодарностью принял перемену темы.
— Разумеется, это не обычный протез. Это «Глаз Вотана». Знаешь легенду?
— Вотан пожертвовал своим правым глазом, чтобы испить из источника мудрости, — сказала я. — И где здесь связь?
— Связь есть, — сказал Барти, — глазом можно пользоваться и так, есть определенные заклинания. Он позволяет видеть сквозь преграды и определять чары. Мантия-невидимка для него тоже не помеха. Но лучше всего он работает, если замещает настоящий глаз живого мага и связан с ним ритуалом. То есть, пожертвовав настоящим глазом, маг получает дополнительные способности.
— Значит, этот псих Моуди… — пробормотала я.
— Да, это не было ранение. Ногу и кусочек носа он действительно потерял в бою, а вот с глазом расстался добровольно. Меня больше интересует, откуда взялся сам артефакт. Это немецкая разработка времен последней мировой войны. Их было-то немного, слишком сложны в изготовлении. Несколько сдуру уничтожили. Когда спохватились, было поздно.
— А ты откуда знаешь? — прищурилась я.
— Записи сохранились.
Я внимательно посмотрела на деда и отца.
— Только не говорите, что кто-то из предков присвоил архивы «Аненэрбе», — сказала я.
— Все архивы моему отцу не достались, — притворно вздохнул дед, — но кое-что ухватил. Мы, Краучи, тащим в дом не золото, а знания.
— Которые всегда могут принести золото, — пробормотала я. — Вот это да! Да это же бомба! А кто может знать, что архив у нас в поместье?
— У Дамблдора были шашни с Гриндевальдом, — ответил Барти. — И он тоже собирал все, что только можно. Мог догадаться, куда делись свитки с записями и книги. Артефакты нам не достались. Но без описаний они мало стоят. Хотя с «Глазом Вотана» разобрались.
— А что такое «Анен…»? — спросила Мэгги.
— Очень интересная организация, — сказала я. — Мы с Барти тебе расскажем.
Да уж, ничего удивительного, что Дамблдор рвется в наш дом, как пехотинец на колючую проволоку. И как его остановить? Делать-то что?!
Это были очень грустные каникулы. Перед самым Новым годом умер Эдвин. Мы с дедом были на похоронах.
— Мистер Крауч, — тихо сказал мистер Грейнджер, — мы с женой поговорили. Конечно, сына не вернешь… И Джейн очень боится, что снова родит больного ребенка. Если же есть возможность... Я опасаюсь, что она замкнется, будет винить себя. Я очень люблю ее. И если…